Так, на голове святого – митра, позади нимб, почему-то темный, это редкость, седые локоны и борода. В левой руке Библия, справа – троеперстное сложение.
– Николай Чудотворец, – компетентно заявил я. – Покровитель моряков. И защитник обиженных, между прочим.
И с выражением посмотрел на Ирину.
– Ну и что? – легкомысленно бросила эта безбожница. – Ты что, верующий, что ли?
– Темнота ты, – вздохнул я, пытаясь нашарить в кармане мелочь. – При чем тут верующий, не верующий? Дай рубль. Ага. «Спасибо» при пожертвованиях не говорят. Но все равно Бог тебя спасет. Если сама захочешь. Николай – один из самых почитаемых святых на Руси. Да что там, самый почитаемый! После Христа и Божьей Матери. В твоем возрасте пора бы это знать. В плане общего развития.
– Истину глаголешь, отрок, – вдруг громыхнуло откуда-то сверху. – Святую истину. Не нужно пугаться, дети мои. Я спущусь сейчас.
Ни хрена себе!
Может, скрижали пора уже готовить? Для очередных заповедей?
«Не нужно пугаться»! Поздно озаботился, глас с небес. Я уже произвел соответствующее скачкообразное движение с перепугу. В стиле фристайл. Хорошо хоть не в сторону обрыва. В сторону безбожницы. Да так удачно, что та уже трет себе лодыжку, выразительно шипя сквозь зубы.
В противоположном от постройки углу на скале оказались ржавые скобы, на которые и смотреть-то было страшно. А обладатель густого баса, переполошивший нашу парочку, бесстрашно спускался по ним на наш уровень.
Снисходил. Да, так точнее.
– Сейчас-сейчас, – приговаривал он, раскачиваясь в воздухе и тем не менее уверенно приближаясь к нам. По оси «игрек».
Здесь бы барабанная дробь не помешала.
– Цирк, – вполголоса шепнула Ирина и добавила еще тише, наклонившись к моему уху: – Святые гимнасты демонстрируют смертельный номер «Возвращение из рая».
Остроумно. Но не ко времени. Да и не к месту, поэтому я демонстративно отстранился от воинствующей атеистки и сделал ей «страшные глаза».
Ни стыда ни совести!
– Здравствуйте, святой отец, – решила поприветствовать монаха Ирина в меру своей эрудиции. – Гостей не прогоните?
– Здравствуй, дочка, – переведя дух, ответил старец. – Не прогоню. Всегда рад гостям. Только нет здесь святых. Все они на небесах в большинстве своем, а мне еще и на этом свете чуток побезобразничать хочется. Вы ведь не станете возражать?
– А как… тогда… – смутилась было Ирина, но сообразительный монах тут же ее перебил:
– А зови Матвей Серафимычем. Как в миру. А лучше – дедом Мотей, а то и просто Дедом. Как нравится. Я все одно не спутаю, кого кличешь. Один я тут.
Такой старик интересный.
На вид – лет сто. А глаза молодые, острые. И будто смех в них застыл. Но не издевательский, а… снисходительный, что ли. Прощающий всем окружающим и возможную грубость, и бестактность, а то и просто глупость.
– Мы к вам, Дед… дед Мотя. Кх-гм. Матвей Серафимович… значит…
Я впервые в жизни вижу смущенную Ирину!
Агент «Сатурн», прием, прием. Там, в башне, все на месте?
– Ваше преподобие, – подсказываю шепотом буксующему агенту.
Она бросает злобный взгляд в мою сторону, но инерция – страшная сила.
– Это… Ваше преподобие… преосвященство…
И на инстинкте восприятия акустики чувствует, слышит своим богоборческим ухом, что все же сморозила бред. И второй сюрприз за сегодня – агент «Сатурн» выразительно пунцовой окраски! А день-то удался!
Старик деликатно усмехнулся в бороду, стараясь не показывать того, что ситуация его как минимум развлекает, и протянул утопающей руку помощи.
– А давайте, девушка, я вас чаем угощу. Настоящим монастырским. На травах. Вас и братика вашего, не по годам смышленого.
– С удовольствием, – тихо сказала Ирина.
И вот – о чудо! Перед нами снова великосветская леди. Гламурная львица. Проездом из Конотопа в Ливерпуль. Не хватает только монокля с веером.
– Вы думаете, чего это там старый обезьян по скалам ползает. Так ведь? – продолжал замыливать ситуацию монах. – А ведь все из-за чая. Да. Два друга у меня там, на северном склоне. Куст можжевеловый да деревце барбарисовое. Вот я к ним в гости и наведываюсь время от времени. Глядите!
И в пригоршне у него неожиданно появилась кучка можжевеловых колючек и бурых глянцевых листков. Как фокусник, извлек их складок своей длинной и выгоревшей на солнце то ли сутаны, то ли схимы.
– Просто замечательный чаек сейчас у нас получится. Без сахара, правда. Ничего?
– Не стоит беспокоиться, Матвей Серафимович, – завела было Ирина привычную шарманку, но, почувствовав мой обжигающий взгляд, скинула пуд-другой своего гламура. – Ничего страшного. Без сахара так без сахара. Мы к вам, дед Мотя, собственно, вот по какому вопросу…
– Чудны дела твои, Господи! – опять перебил Ирину отшельник. – Как времена-то меняются! И не вызывают уже. И в кабинетах не держат, и лампой в глаза не светят. Сами стали приходить сильные мира сего. Глядишь, когда-нибудь и церковь здесь восстановят. И молиться разрешат. И отроки такие, как твой братик, станут не исключением редкостным, а буднями и нормой. Ведь станут же?
И острый, крайне острый взгляд в мою сторону!
Верите? Я вдруг голым себя почувствовал.
– Откуда вы… – растерянно произнесла Ирина.
Что? С хулиганами-то оно попроще было?
Дед озорно хмыкнул, раскочегаривая свой керогаз. Потом смеющимися глазами глянул на обалдевшую Ирину.
– А я и не знал. Теперь вот знаю. Не обессудьте, гражданка начальница. И вы, юный гражданин начальник, не сердитесь на старого озорника. Я хоть и отшельник, да только признаюсь вам, мои дорогие, скучно мне бывает тут… до чертиков! Прости, Господи, грехи наши тяжкие. Погодите минутку, я еще трав принесу. Сушеных. Тут у меня в скиту…