Меня давно мучает подозрение, что вся эта канитель вокруг Богдана Вуйчика закручена Шефом как отвлекающий маневр. Как прикрытие и сопровождение основной цели моего начальника – поиска высокоразвитых детей, подобных мне. Детей Индиго. И сейчас Пятый напоминает мне сеттера, взявшего след. Или глухаря на токовище, которого любой охотник может взять голыми руками, так увлеченно и ничего вокруг не замечая токует этот петушок. Как доллар в зрачках Скруджа Мак-Дака, милая девочка Полина застряла во взгляде нашего боевого руководителя. Окончательно и безнадежно.
А это значит…
– Дядя Сережа! Вы и правда подвезите Полинку. Она живет аж на Матюхе, далеко отсюда. А мне тут близко, вы же знаете. Возле Дворца пионеров. Я и пешком дойду.
И выразительно дернул за рукав начальника, показывая ему глазами на девчонку.
А потом, чтобы два раза не заморачиваться, девчонке показал глазами на начальника. Пускай что хотят, то и думают. Что называется – «вы ведь умные, сами что-нибудь придумаете».
– А ведь и верно, – поддержал меня Пятый, – давай, Витек, шагай до дому. А то родители уже заждались. Ну что, поедем, Полина?
Видно было, что ту раздирают сомнения. И к папе надо, и тип этот заинтересовал. Закусив верхнюю губу мелкими зубками, она напряженно уставилась на меня.
– Все путем, миледи. Не извольте беспокоиться. Я чудесно прогуляюсь ножками. Вон на Матросский бульвар зайду. На «Яму». На памятник Казарскому полюбуюсь. Он слева или справа, кстати?
– Слева, – буркнула девчонка.
Ага. Примерно понял, где сидит ее папаша.
– Он прямо, – встрял не врубившийся Шеф. – Памятник стоит в самом центре аллеи, перед спуском на Приморский. Ты что, ни разу у «Казарского» не был?
– Не-а. Не довелось как-то. Какие мои годы!
– В общем… вечером я дома буду, – маякнула мне Полина. – У тети Тани. Той, что подружка моей матери.
Батя, значит, знает эту подружку. И где она живет.
Шеф пристально на меня посмотрел. Почуял, волчара. Что-то здесь детишки крутят у него под носом…
– Да я все понял, понял. Езжайте давайте на своей быстрой машине. ПДД только не нарушайте, ГАИ не дремлет. Пока, Полина. До свидания, дядя Сережа.
– Ну, будь здоров. Свидимся.
Многозначительно это у Шефа прозвучало.
Конечно, свидимся. Не далее чем через час. Кто бы сомневался?
Я развернулся и припустил в сторону Матросского бульвара. Знаете, что заметил? В этом возрасте мне бегать легче, чем ходить. Как будто сбрасываешь некий излишек энергии, который перестоялся и не такой свежий, как хочется. Словно пенку с варенья снимаешь, а под ней – здоровая одурительная вкуснота.
Да-да, и это я тоже заметил – какая-то болезненная страсть к сладкому. К тому что никто в этом времени у меня конфет не отбирает, лопай сколько хочешь. Так и лопаю…
Я влетел в южную калитку бульвара и отдышался.
Скромненький такой скверик, длинный и узкий. Зато открытый со всех сторон за счет высокого расположения на холме. И виды на городские бухты – закачаешься. Кстати, до революции бульвар назывался Мичманским (как там мой швейцар поживает?), потом – Краснофлотским, после войны – Матросским.
«Яма» – этакое чудное название приклеилось к танцплощадке.
А я ведь не прав! Она хоть и на холме, но действительно располагается в небольшом углублении ландшафта. Просто во время послевоенной реставрации парка танцполом замаскировали огромную воронку от взрыва семитонного боеприпаса печально знаменитой «пушки Доры», чудовищного орудия смерти, перемалывающего город с немецким педантизмом во время второй обороны. Я как раз к ней и приближался. Не к пушке, разумеется, ее своевременно взорвали, к счастью. К танцплощадке.
На сцене в ворохе аппаратуры что-то колдовали озабоченные от собственной важности матросики. Два красавца в синей робе тщательно подметали бетонный пол, стараясь при этом еще и вышагивать по-морскому. В стиле военно-морской раскоряки. Опа – боцман-стайл. Явно планировался веселый вечер отдыха для плавающей, точнее, «ходящей по волнам» братии.
Местные сюда не ходят. И даже не плывут. Разве что подраться.
Кстати, «Яма» – это еще и намек на гладиаторские ристалища древнего мира. Есть у нас в Херсонесе такая арена, откопали недавно. По вечерам на «Яму» с кораблей в увольнение организованно привозят синих гладиаторов боевой и политической подготовки. Как правило, под личным контролем замполитов-рабовладельцев. И сюда же в парк под вечер косяками забредает почтенная публика – местные девицы на выданье. Понятно зачем. И понятно, почему здесь постоянные драки с местными свободолюбивыми «спартаками».
«Идущие на «Яму» приветствуют тебя!»
Может, именно поэтому сию беспокойную танцплощадку в девяностые годы тупо закопают. Чтобы не было излишних надежд и искушений. Херсонес наоборот. Там откапывают, а тут…
А пока – вот она, красавица. Живет и здравствует.
И как раз – слева от памятника. И лавочки… блин, да они уже все забиты свежей девчатиной! До отказа. Сидят, стерегут добычу. Что те чайки на берегу. Изголодавшиеся…
Простите за резкость, это издержки будущих боев. Замечу, не на стороне благородного синего цвета. Ну да это еще не скоро, лет через десять. А сейчас…
Где же батюшка Богдан? Але! Русский богатырь! Где ты? Что-то не видать.
А вот это уже не очень хорошо.
Возможно, осторожный папик решил не рисоваться открыто в людном месте, а тупо стоит за каким-нибудь деревом и выглядывает дочурку? Я несколько раз прошел по бульвару туда и сюда. Того парка – метров двести, не больше. Памятник, фонтан, летний кинотеатр, «Яма» – все рядом, в куче. Толком и спрятаться-то негде. Правда, девчонок уже толчется на этом пятачке – не продохнуть. И, гляжу, первые партии морских волков стали приводить. Не очень дисциплинированным строем. Пошла стрельба глазами. По площадям.