Опять косячу?
И в этот миг я услышал, как за третьей дверью кто-то шумно и с явной досадой выдохнул. А потом отчетливо произнес дрожащим от раздражения голосом:
– Ты здесь в молчанку со мной не играй! Не надо, дружок. Если понадобится, мы языки развязывать тоже умеем.
Я перевел дух.
Еще миг – и я бы поперся вдоль прозрачной двери. А в комнате просто была пауза в разговоре. В непростом, насколько я понял, и напряженном разговоре, в котором, как это называется в подобной среде, кто-то кому-то что-то «предъявлял». Мой силуэт на фоне более светлых окон срисовали бы в два счета. Провидение придержало мои неугомонные ноженьки. Дабы не было искушения у кого бы то ни было повыдергивать их между делом из моей пятой точки.
– Ты же… – слышал я, вновь говорил нехороший, но все-таки не до конца потерянный человек, – лаве взял авансом! Бабульки! Реальные пиастры! Ты чего вообще? Я, человек культурный… – Дальше следует высококультурная идиома, отметающая всяческие подозрения в том, что родители оппонента произвели его на свет методом непорочного зачатия. – И я ведь пока вежливо с тобой разговариваю… – Более убедительная версия прежнего умозаключения, направленная некоторым образом чуть глубже в направлении корней генеалогического древа вопрошаемого. – Ты не молчи, спортсменчик. Рябой! Помоги мастеру с мыслями собраться.
Глухой тычок – и сдавленный, с трудом сдерживаемый стон. Кому-то дали по ребрам. Я даже догадываюсь кому. Ну что ж, будем считать, что папа девочки Полины нашелся.
– Вот ты баран! Да я вообще могу с тобой не разговаривать. Сейчас из этого вот шпалера дырку тебе сделаю между глаз – и будет все по понятиям. Ты же общество хотел опрокинуть! Уважаемых людей в дураках оставить. А его еще и упрашивают тут.
Да, действительно странный расклад.
Если Вуйчик взял за что-то аванс у братвы, это «что-то» не выполнил и сделал ноги, косяк очень серьезный. Простым возвратом искомой суммы здесь не обойдешься. За такое положено накладывать очень внушительные штрафные санкции. Помимо экономических интересов включаются еще и категории престижа. А его уговаривают и в чем-то там убеждают. Вежливо… относительно, конечно. С легкими поглаживаниями в области почек.
– Ты что, не понимаешь, что на тебя поставили? Твой отказ – это потеря денег. Больших денег. Не вышел на бой – засчитан проигрыш. Дурачок, долг же на тебя повесят. Твои дети и внуки до седьмого колена не расплатятся, хиппи ты недоделанный! Думал, космы свои обрежешь, тебя и не узнает никто? Дурилка ты картонная.
«Теперь Горбатый. Я сказал, Горбатый!»
К чему это на ум пришло?
А ведь этот хиппованный «Шарапов» не такой уж и бескорыстный альтруист, каким мне показался вначале. И почему он, интересно, выкобенивается? Не уверен в своих силах? Или не так крут, как хочет казаться? Но ведь его миньоны действительно глаз натягивали любой шпане на нужное место. Непонятно. Слушаем радиоспектакль дальше.
Я плотнее приник ухом к хлипкой дверце.
– Может быть, ты боишься? – будто угадал мои мысли невидимый мытарь. – Сдрейфил, спортсмен? Слабоват оказался на расправу-то?
– Именно что… – наконец-то подал голос его собеседник.
– Что-что-что? Чего ты там пискнул? Повтори.
– Я говорю, не бой это, а расправа. Трое против одного. Тем более с заточками. Все равно как в подворотне подрезать…
– А ты как хотел? Чтобы тебе медаль олимпийскую вручили? За то, что твои зверьки в городе творят? Ты же согласился! Ты же деньги взял, а это, считай, слово дал! Так с приличными людьми не поступают. Дал слово – держи! Не держишь – чмо поганое.
Любопытная интерпретация.
Зато теперь картина становится более или менее понятной. Выловили негодника, приперли к стеночке и сделали креативное предложение, от которого нельзя отказаться. А негодник, не будь дураком, возьми и слиняй в неизвестном направлении. Да еще и с авансом, что симпатий к нему у разбойничков с большой дороги уж точно не прибавило. И все было бы хорошо, если бы не вмешался ваш покорный слуга.
Подставил я блудного папочку, как ни крути.
Хотя Полина говорила, что отец и без меня куда-то исчезал. Имеется в виду – в первый раз. В первом ее воплощении на этом свете. И во втором, кстати, тоже. Сейчас же у этой чудо-девочки – третий вариант ее бурной жизни. Третий, не лишний, потому что я хоть и виноват, но именно благодаря мне у Вуйчика именно в третьей версии реинкарнации его дочурки забрезжил реальный шанс на спасение.
Зря я, что ли, здесь уши грею?
Одновременно с этой оптимистичной мыслью меня сзади мягко, но крепко взяли за шиворот. Пессимистично, я бы сказал, взяли. По принципу контрастного душа. А потом моим организмом, который уже и не касался пола, пнули ту самую дверь, под которой я и подслушивал.
И тут же моментально я попал в перекрестье жутко ослепительных лучей света, что зоркости мне явно не прибавило. Получил только номинальную информацию о трех боевых единицах в помещении. И у этих единиц как минимум есть ручные фонарики.
Да, и один «шпалер».
Что-то я по Козету соскучился…
– А я думал, Слоник крышей двинулся, – прозвучал над ухом знакомый баритон. – Говорит, малец его вырубил. Какой-то фашистский прихвостень, по-немецки, мол, чешет. Прикинь? Слона! Которого чугунной бабой с места не сдвинуть. А тут и правда малец. Оба-на! Да еще и старый знакомый! Ну, дела.
– Не по-немецки, а по-английски. Привет, Гаврила. И я рад тебя видеть. На землю-то опустишь? Спасибо, отец родной. Так гораздо лучше. Мужики, фонарями не слепите, будьте добры. Глаза сейчас выскочат…